Записки злобного карлика

Социофоб я, социофоб. Эх, социофоб проклятый.

Сходили в зоопарк с ребенком.

Еще на входе надо было насторожиться - всех встречает гигантский зеленый заяц-мутант и предлагает памперсы. Но ты еще ничего такого не подозреваешь и доверчиво несешь свою денежку кассиру.

А потом попадаешь в адский термитник. Клетки шевелятся и кричат звонкими детскими голосами.

Зверей в клетках мало - большая их часть прячется с неврозом по домикам. Морской котик, к примеру, только выныривает на секунду из воды, чтобы втянуть носом воздух и занырнуть обратно. А заявленные "три поросенка" в детской части зоопарка хрюкают свою отважную песенку из кирпичного домика. Волков рядом нет, но обстановка все равно неспокойная.

Я возненавидела род людской примерно через 10 клеток. Толпа, крики, толкотня, сахарная вата, шаурма, воздушные шары, стойки с игрушками, поп-корн, детские аттракционы, толпа, крики, стойки с игрушками, аттракционы, сахарная, блять, вата...

Порадовали жирафы и сурикаты. Первые своей добродушной отрешенностью, а вторые - сосредоточенной включенностью в окружающую обстановку. Проходящая мимо толпа, похоже, является для них обязательной и довольно любопытной частью ландшафта, а не какой-то назойливой массой.

Захотелось стать кем-нибудь из них. Но до жирафа мне не хватает каких-нибудь пары-тройки метров, а до суриката - познания дао. Я - недоделанный сурикат-невротик, который пока не нашел своего места за стеклом.

Короче, в следующий раз пойду в рабочий день. Во время учебного года. С утра. В Праге.

Сразу хочу сказать, что белое вино днем - это не только не безнравственно, но даже почетно.

Итак, эллектуальная беседа. Меня тут товарищ, с которым я поделилась мыслями, возникшими после просмотра фильма "Пипец" , обвинил в ханжестве.

И теперь я хочу знать, что делать дальше: себе - сеппуку или ему - пиздец.

Википедия сообщила, что ханжество — показная или крайняя форма благочестия и набожности, которая выражается в демонстративном отрицании аморальности. Разновидность морального формализма и лицемерия. Истолковывает требования нравственности в духе крайнего ригоризма и нетерпимости, игнорируя вопросы внутренней моральной природы человека. Как пишет Ноам Хомский, ханжа (лицемер) — это тот, кто прикладывает к другим стандарты, которые отказывается применять к себе.(с)

Я, если честно, до конца так и не понимаю суть ханжества. Ханжа - это тот, кто отрицает аморальное явление, по сути, прекрасно зная о его существовании? Например: нет, мать не может бросить рожденного ею ребенка, это слишком жестоко, никто не способен на такое!

Или, все-таки, это политика двойных стандартов? Но, по-моему, это называется фарисейство и лицемерие же.

Хотя, наверное, лицемерие присутствует и там, и там, поскольку обе позиции лживы.

Но вернемся к нашим баранам. Высказывание мое было публично. Но является ли любое публичное демонстративным? Что же мне, теперь, не обсудить ничо ни с кем? Несправедливо и жестоко, я считаю. Если я не буду ничего ни с кем обсуждать, меня разорвет на полторы тысячи маленьких злобных катуч, а тогда всем точно придет пиздец. и забудьте про нибиру.

/Обвела присутствующих тяжелым взглядом/ Следующее. Я что, что-то отрицала? Я, по-моему, как раз ничего не отрицала, а даже и прогнозировала всякое говно.

Я вообще считаю, что лучше спрогнозировать всякое говно и оно не случится, и ты ходишь и радуешься, чем когда ты ничо не прогнозировал, а тебе на голову бац и насрали незатейливо. А возможно и фигурно. И ты: "кааак, каак люди могут быть такими жестокими/непорядочными/злыми?!" Сидишь, такой, в трагическом изломе. Нет. Лучше спрогнозировать и перейти на другое место, если в том на голову должно прилететь.

Сразу скажу, я понимаю, что в публичных разговорах о морали есть много красивенького и приятненького. Ну, тут, блять, извините. Иногда, знаете, хочется поскакать на лужку с сачком за бабочками. Имею право. Я - мать, в конце концов. Пусть скажут спасибо, что я никого не грузила и не гружу разговорами о вкусняшках и пузожителях, например.

Но публичность не обязательно предполагает лживость. Тщеславие не равно лицемерие. Так што сеппуку, думаю, все-таки отпадает. Тем более, что у меня все равно нет ножа подходящего размера.

Как утверждает мама, в младенчестве я музыкально плакала «ляа-ляа». И хотя это было горестное «бля!», я не рушу мамину картину моего счастливого детства.

Разобравшись, что это все надолго, я адаптировалась и заткнулась. Но маме нравились музыкально одаренные дети, и она щипала меня за пятку, чтобы услышать трепетное соло. Эту пятку я храню до сих пор. Так стало ясно, что хлеб свой буду добывать в поте лица.

Родилась я ребенком вполне послушным. И если бы меня так и пеленали, была бы такой до сих пор.

Но поскольку я уже умею не только нецензурно плакать, но и говорить, мне дали перо и я решила, что я – д`Артаньян, и только годы спустя поняла, что - юрист.

А потом я стала матерью. То ли какой-то, то ли – такой-то. Поэтому на всякий случай всегда отзываюсь эхом на любое упоминание.

В быту же я человек – сварливый, вредный и рассеянный. То есть люблю попиздеть не по делу и редко с чем-либо соглашаюсь. Зато быстро забываю - о чем пиздела и легко отвлекаюсь на новую тему, книжку или еблю. В довершение всего - оставляю ключи от квартиры воткнутыми в почтовый ящик, чтобы не забыть дорогу домой, и не умею гладить рубашки.

( А теперь небольшая история из настоящего, потому что если ее не рассказать, то вместо следующего предложения надо ставить памятник. )